Эгейская цивилизация Греции эпохи бронзы отличается высоким совершенством изделий глиптики. Европа сравнительно поздно познакомилась с эгейскими геммами. В капитальном труде Распе - Тасси 1791 года среди 16 тысяч резных камней разного времени приведена лишь одна эгейская печать из собрания Таунли. Десятки гемм этого периода в качестве "островных печатей" публикует в 1843 году немецкий археолог Л.Росс, составивший свою коллекцию в основном на острове Мелос. Геммы его собрания позже поступили в Эрмитаж. Лишь в труде А.Фуртвенглера в 1900 году были отделены архаические "островные геммы" от гораздо более ранних эгейских. И, наконец, труды А.Эванса, которого "иероглифические" геммы Крита привели к открытию Кносского дворца, 40 веков пролежавшего под землёй, положили основание строго научной классификации памятников эгейской глиптики.
Эвансу удалось открыть в Кносском дворце-лабиринте мастерскую резчика гемм с незаконченнымся губами, несмотря на заметную сли и полностью завершёнными работами, с оттисками на глине гемм разной степени завершённости. Позже французские археологи в другом критском дворце в Маллиа нашли остатки ещё одной подобной мастерской II тысячелетия до н.э., и это убеждает нас в том, что искусство глиптики и его мастера в эгейском мире процветают во дворцах, в непосредственной близости от властителя.
Пожалуй, самые поразительные находки были сделаны Эвансом в так называемом "Архиве" Кносского дворца. Здесь в тайнике, находившемся под лестницей, учёный открыл целую коллекцию ( 150 ) так интересовавших его табличек с иероглифическими письменами. Это были оттиски печатей на глине. Два из них заслуживают особого внимания, помимо иероглифов они сохранили портретные изображения. Развитие искусства портрета в античной глиптике идёт параллельно с эволюцией этого рода искусства в нумизматике, живописи, скульптуре. Но на заре античной цивилизации геммы, кажется, опережают другие памятники в этом отношении.
На одном из оттисков всё поле занимает голова мужчины, названного Эвансом "царём Кносса". Его причёска завершается подобием зубчатой диадемы, напоминающей головной убор "царя-жреца" на полихромном рельефе из Кносского дворца. В лице с орлиным профилем и слегка улыбающимися губами, несмотря на заметную стилизацию изображения, угадывается желание художника передать своеобразие неповторимого, индивидуального человека, а отнюдь не тип или штамп "человека вообще".
Это наблюдение подтверждает второй оттиск из кносского "Архива" с изображением головы мальчика, в котором Эванс видел "юного наследника". Эти два, при всей их стилистической близости, непохожих изображения лица человека, несомненно, портреты. Моделью для них служили разные не только по возрасту, но и по характеру люди. В изображении "царя" подчёркнуты ликование и сила, радостное сознание собственного могущества; портрет же мальчика оставляет впечатление незащищённости и слабости, присущих его возрасту. Похоже, что художник даже утрирует черты, подчёркивая широко раскрытый глаз, улыбающиеся губы, короткую, более полную шею мужчины и напротив - пухлые, словно не сомкнутые от удивления губы, круглую, как бы лишённую волос голову мальчугана на тонкой шее. Пиктографическую эмблему, сопровождающую портрет царя, Эванс сопоставляет с иероглифами на сердоликовой призме, хранящейся ныне в Оксфорде, и пытается расшифровать её как "титул царя".
( по О.Я.Неверову ).